У каждого приличного казаха где-то пасется лошадь или баран. Или, может быть, даже табун лошадей и стадо баранов.

Происходит это так. Вы первый раз привозите своего ребёнка в аул к родственникам. Чаще всего к родне матери, то есть нагашылар. Потому что родню отца вы и так каждый день видите.

В ауле у нагашылар сразу начинается кипиш. Все тискают и разглядывают вашего ребёнка. Тут же где-то находят ослика и пытаются усадить на него вашего увальня. Он сопротивляется. Ослик тоже.Все вопят. И после того как ослик окончательно скинет с себя вашего ребёнка, нагашылар успокаиваются и ведут вас за стол. А сами уже режут барана, закидывают вариться мясо для бешбармака. Попутно делают куырдак. От всего этого освобождается одна-единственная женщина, которая наливает вам чай. Пока вы пьёте чай, соседи и другие родственники со всего аула приходят поприветствовать вас. С приходом каждого стол освежается. Потом приходят другие, а эти уходят, обещая прийти позже.

Поздно вечером, приблизительно в тот момент, когда вас начинают поедать комары, все, кто обе­щал вернуться, возвращаются и собираются за столом, из-за которого вы, впрочем, и не вставали. Начинается собственно застолье. Потому что все, что было до этого, это был чай. Чтоб вы знали, у казахов все, что не бешбармак, все чай. Чай с пловом, чай с куырдаком, с мантами тоже чай.

В разгар основного застолья хозяин, расчувствовавшись, во всеуслышание торжественно подарит вашему ребёнку барана, а может быть, и жеребенка. Живого.

Пока вы не заберёте его, баран будет значиться в состоянии “аталған мал”, то есть предназначенный конкретно кому-то как подарок. Что хотите, то с ним и делайте. Чаще всего барана, а тем более жеребенка забрать некуда, и вы уезжаете, обещая забрать при первой возможности. Добропорядочные дарители каждый раз будут напоминать вам о вашем подарке. Они весь мозг вам вынесут, пока вы своё добро не заберёте. С оказией могут и сами доставить.

Но бывают и такие дарители, что замнут это дело: сначала пообещают, а потом скажут мимоходом при встрече, что вашего барана волки съели.

У казахов на этот счёт даже пословица имеется, что у волка пасть всегда в крови: и ел — в крови, и не ел — в крови. Все на него списывают.

Однажды я случайно стала свидетелем разговора о таком дарителе.

Мы хотели поставить тесто, но дома не оказалось дрожжей. Я побежала к соседям.

Соседка Жами-апа была властной, суровой женщиной. Все её побаивались. Особенно снохи. Я хоть не сноха ей, но тоже со всем почтением захожу к ним. Смотрю, они с сыном сидят за столом. И оба недовольные. Я даже поздороваться не успела, как Жами-апа жестом показала мне, чтобы я садилась и молчала. Я присаживаюсь и молчу. А она говорит своему сыну в ультимативной форме:

- Сто долларов, я говорю тебе, иттин баласы, понесешь на похороны Мынбая.

- Пять тысяч тенге понесу, и ни копейки больше, — отвечает ей сын, которому уже за пятьдесять, и тоже довольно ультимативно.

- Ах ты негодяй. Не знала я, что такого негодяя выращу. Мынбай-куда на похороны твоего отца сто долларов принёс, — говорит Жами-апа и тут же убегает в другую комнату.

- Иди сюда, где тетрадь с отцовских похорон? — кричит она оттуда.

- В чемоданчике коричневом, в кармашке, — кричит ей сын.

Жами-апа возвращается с тетрадкой и трясет ею перед носом у сына.

- Вот почитай. Здесь написано, что Мынбай-куда, когда твой отец умер, сто долларов принёс.

- Если Мынбай-куда принёс сто долларов, то он моему отцу коня должен был! — говорит сын. — Отец мне перед смертью сам сказал, что он никому ничего не должен, а Мынбай-куда ему коня должен.

- Этого коня вообще в природе не существовало, может быть, — говорит мать, — это просто аталған мал. Твой отец сам виноват, что не смог забрать его сразу.

- Чего это он не смог? На крайняк он бы на нём ускакал, если бы отдали. Этот жулик Мынбай сказал, что конь на пастбище и он сам его доставит.

- Что ты к этому коню привязался? А если бы Мынбай его вообще не пообещал?

- Он не мог не пообещать коня на юбилей отца, потому что мой отец этому твоему любимому куда на 70 лет коня не просто пообещал, а самолично отвез. Я с ним ездил на бортовой машине.

Тут Жами-апа уже не знает, что сказать, и печально отворачивается, подперев голову рукой.

А я говорю:

- У вас куда умер? Иманды болсын.

— Нет, не умер, в реанимации лежит, — говорит Жами-апай.

- А может, он ещё не умрет? — спрашиваю я.

Тут и у матери, и у сына делаются круглые глаза типа “кстати...”. И мы втроем ка-ак прыснем!

А Мынбай-куда в тот раз благополучно выписался из реанимации и умер только через девять лет после этого.

Кемен БАЙЖАРАСОВА, врач, писатель, Алматы