Весной он снялся в американо-узбекском проекте “Тамерлан”, а сейчас запускает кино как продюсер, открывает свою компанию по производству фильмов.

- В производство кино обычно идут не самые удачливые актёры. Это не про вас. Зачем тогда вам это нужно?

- Мне часто задают этот вопрос, — смеется Жандос. — Я не просто люблю кино — у меня есть свой план, цель, к которой иду. Наде­юсь, что сейчас я к ней близок.

Дело в том, что когда я только начинал свой путь, когда учился на художника и меня стали снимать, то сразу понял, что не хочу быть только актёром, хочу создавать хорошее, качественное кино. Что мы и делаем.

Если объединиться с талантливыми людьми, то можно сделать что-то стоящее. Ещё задолго до появления слов “креативная индустрия” я понимал, что мы нация, очень богатая талантами именно в культурной сфере, и это может приносить дивиденды не хуже нефти.

- Почему вы ставите себе такой рубеж в 50 лет?

- Я не хочу превращаться в конвейер. Возможно, буду преподавать, буду полезным молодому поколению киношников, но не хочу соревноваться с ними.

- Вы, как продюсер, уже работали над несколькими фильмами. Они оказались мегакрутыми, но так и не смогли собрать деньги в прокате. Почему так произошло?

- Когда делали “Жаным, ты не поверишь!”, многие говорили, что это не для нашей публики, не укладывается в общеизвестные стереотипы. Но получилось блестяще, доказательство этому — мы продали фильм в 15 стран мира! Я думаю, больше ни один казахстанский проект не может похвастать таким интересом. А в нашем прокате ему просто не повезло — премьера состоялась за пять дней до ковидного карантина и закрытия всех залов.

Недавняя премьера “Умри или вспомни” ещё круче. Впереди несколько кинофестивалей, затем фильм купят для зрителей других стран. Надеемся, что к новому году он появится на одной из стриминговых площадок, чтобы и казахстанцы смогли посмотреть.

Очень трудно пробиться через стереотип, что в Казахстане не могут снимать качественное кино, не хуже Голливуда. Да, у нас снимается много разных фильмов, в том числе есть и не самые удачные образцы, но я не понимаю, когда мы сами себя же поливаем грязью, говорим, что не умеем ничего. Я, наоборот, уверен, что мы сейчас на пороге крутого скачка: столько талант­ливых людей пришли в кино, что неизбежен некий взрыв в самом хорошем смысле слова.

- Слушайте, но вы же в экс­пертном совете! Как агашка, неужели не можете продвигать свои проекты? Кстати, как вы там оказались?

- Не могу как раз потому, что участвую как эксперт. Во время встречи кинематографистов с министром культуры, когда мы говорили о своих идеях, Даурен АБАЕВ предложил включить в совет молодых киношников. Так я и попал в совет. Я за честность, за справедливость, за нормальную систему, которую надо просто выстроить.

- Может быть, вы ещё на референдум ходили и в новый Казахстан верите?

- Да, голосовал, да, верю, и только от нас зависит, сможем мы его построить или нет. Сейчас есть для этого шанс. Просто наступило какое-то странное время: все во всем разбираются сидя на диванах и критикуют происходящее, рассказывают, как надо было бы сделать правильно. Но вот встать и что-то сделать мало кто решается. Я же хочу быть полезным, вижу эту кухню изнутри.

- И что сейчас происходит в стане киношников? Со стороны кажется, что постоянная война…

- Так и есть. Проблема в том, что никто друг другу не доверяет и никто никого не слушает. У каждого свой план спасения кинематографа. Но договориться люди не могут, наоборот, разбиваются по каким-то кланам и борются уже группа на группу. Мне иногда хочется сказать: кроме государственного финансирования есть масса способов снять кино, занимайтесь делом, сейчас производство не такое дорогое и все гораздо проще.

И ещё в этой борьбе я не могу понять позицию старшего поколения, когда они нам, относительно молодым, буквально говорят: “Да кто ты такой?!” Ну да, мы, в том числе и я, выросли на фильмах многих из них, фанатели от их работ. Но почему сейчас к нам такое отношение, почему ещё и поколение с поколением бьётся?.. Я же не с улицы, я тоже человек, многое сделавший в кино, и хочу сделать ещё.

У меня было много возможностей уехать из страны, но я не делаю этого, хочу быть полезен здесь. Но почему-то у нас считается, что удачлив тот, кто сделал себе карьеру где-то там, далеко. Все уже изменилось, может быть, это и есть новый Казахстан, мы нужны здесь. Главное, чтобы ещё и старшее поколение понимало это и не пыталось защищать свои позиции от нас.

- Давайте о хорошем. Расскажите про фильм “Тамерлан”. Почему проект американо-узбекский, а не наш, хотя страна столько сделала, чтобы стать площадкой для таких международных проектов?

- Многих отпугивают как раз наши внутренние войны, и пока мы бьемся, другие спокойно работают. На самом деле большая часть этого фильма снималась у нас, в Казахстане. И на 80 процентов команда состоит из наших профессионалов. Естественно, самого Тамерлана играет американский актёр Кристиан МОРТИНСЕН, фильм на английском языке. И поначалу было очень тяжело привыкнуть, что мы носим тюркские костюмы, изображаем своих же древних предков, но говорим в кадре по-английски.

Я играл одного из советников Тамерлана — Искандера. Своему партнёру по фильму так много рассказывал о нашей культуре и традициях, что он через неделю сделал себе тату в виде шанырака.

Вообще, как и любой международный проект, это был очень интересный опыт, я горжусь нашими ребятами. Мы привыкли недо­оценивать своих. А на самом деле все, кто работал на проекте от Казахстана, показали себя профессионалами высокого класса.

Я заметил, что мы уступаем по опыту, технологиям, но наши ребята — настоящие пахари, очень быстро работают, причём в любых, даже экстремальных условиях. Так что Казахстан как площадка для международных проектов сейчас должен быть очень интересен. Главное — созидать, а не воевать.

- Для чего исполнитель роли Тамерлана набил татуху?

- Он вообще хотел остаться здесь жить! Был в восторге от открытости и дружелюбия людей, от искренности и эмоциональности, от того, что женщины у нас женственные, а мужчины мужественные, что к нам не проник унисекс.

- Вы в кино почти всегда брутальный мужчина, а рек­ламщики любят из вас делать эдакого стилягу-денди. Какой образ вам ближе?

- Это круто носить костюм и хорошо в нём выглядеть, но мне больше нравится быть там, где есть жесткач и адреналин. Кстати, после появления дочки я немного перестроился, перестал напрас­но рисковать, спорить, драться при возможности — словом, стал более уравновешенным.

Ещё перестал употреблять алкоголь: не хочу, чтобы дочка меня видела навеселе. Прекрасно помню, как в детстве агашки, выпив, менялись, вели себя иначе, и хочу избавить дочку от этого зрелища.

- Кстати, о дочке. Ваш второй брак тоже не выдержал испытания временем. Почему?

- Для меня самого это сложный вопрос, на который я пытаюсь, но не могу найти ответ. Да, хочется стабильности, уюта, но я не зацикливаюсь на отношениях: когда будет — тогда и будет.

- Сейчас остро стоит тема насилия над женщинами. Планируете снять что-то на эту тему?

- Мы два года назад снимали сериал, как раз посвященный насилию, и уже тогда все сказали. К сожалению, эта проблема касается всего мира, не только Казах­стана. И дело не только в абьюзерах, но и в женщинах, которые это терпят, прощают, забирают заявления.

Мужчинам я бы хотел сказать, что все зависит от нас, не надо дергаться, надо отдавать отчет в своих действиях, лучше где-то уступить, где-то промолчать, не агрессия делает мужчину мужчиной.

У нас вообще все общество склонно к агрессии, мы постоянно в обороне, постоянно готовы дать отпор. И жалко больше всего детей, именно они страдают сильнее женщин и мужчин. А крепкая семья — это крепкая страна, и оба человека, создающих семью, должны это понимать, дорожить союзом и поддерживать его.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, Алматы