“Кочующие в мирах” не игровой фильм, но и не документальный. В нём не будет как такового сюжета, не будет и умных говорящих голов, которые сыплют датами и цитатами. Режиссёр, писатель, поэт, сценарист Каирбеков признается, что наконец-то снимает то, что ему хочется, и то, что никак не попадает в узкие сюжетные жанры. Весной группа ездила в Иорданию, чтобы на фоне скал древней Петры снять красивые сцены с героями шумерских мифов. Недавно вернулись с Ушконыра, где воссоздавали на камеру некоторые обряды кочевников. И все для одного фильма. Как это связано между собой?

- Для меня все началось с перечитывания Олжаса СУЛЕЙМЕНОВА и Мурата АУЭЗОВА, — рассказывает режиссёр. — У Олжаса во второй части книги “Аз и Я” заходит речь о шумерах и о том, что тюрки имеют отношение к эпосу о Гильгамеше. К этому же эпосу обращается и Ауэзов в работе “Времен связующая нить”. И если в Европе сюжет трактуется как поиск бессмертия, то Ауэзов обращает внимание: за фигурой Гильгамеша мы не всегда замечаем Энкиду — человека, рождённого в степях. Они как две персонифицированные стихии разных миров — оседлости и кочевья. И когда действуют вместе, то побеждают весь мир. Почему нам так важно увидеть этот образ? Чтобы понять роль и место кочевников в цивилизации и отойти от европоцентричной теории, когда считается, что вся культура зародилась в Античности. На самом деле я считаю, что с исчезновением кочевых народов со сцены истории нарушилось равновесие. Именно они были той подвижной силой, которая разносила знания и помогала быстрому обмену опытом.

Бахыт уверен, что в сказаниях о Гильгамеше всплывает очень много деталей, которые можно узнать в современных обрядах и символах. То же дерево жизни, связывающее миры, переход в загробное кочевье и многие другие.

- Олжас нащупал перекличку с тюркским представлением о мире, с легендами, но скорее воспринимал это как совпадения, — рассуждает Каирбеков. — Я же давно исследую мир кочевников через мифы, через обряды, поэтому невольно и стал снимать неигровое кино, чтобы делать их реконструкцию. И вижу очень глубокие символы. Например, в обряде шашу можно проследить отголоски погребального обряда, появившегося ещё до всех мировых религий. Ведь кочевники воспринимали смерть не как конец, а как возвращение в небо, переход в другие миры. Поэтому не было характерного для европейского мышления ощущения тупика, бесполезности существования, страха. И у нас был культ предков, который ушли в иной мир, откочевали, но к которым можно обратиться за помощью.

Бахыт рассказывает, что в фильме “Кочующие в мирах” нет сюжета, акцент сделан на визуальном ряде, на поэтической попытке показать перекличку мифов и дошедших до нас обрядов, сплести все это в единый узор, чтобы зритель сам могу прочувствовать, насколько древний и своеобразный мир кочевых народов.

- Ещё мне хотелось показать, что мы вроде бы стремительно движемся вперед, не успеваем за технологиями, но упускаем нечто очень значимое, забываем о связи с природой, которая так была важна нашим предкам, об ощущении вписанности в некую общую систему мира. Сейчас, к сожалению, часто кочевники преподносятся как варвары, но мне хотелось бы поколебать этот европоцентризм и показать, насколько древние наши корни. Я не пытаюсь снять просветительский, документальный фильм с цитатами и датами, о которых можно спорить. Я уже устал от повествовательного жанра, когда ты рассказываешь био­графию человека от рождения до смерти. К тому же сейчас очень размытые жанры кино, поэтому я просто называю его неигровым и пытаюсь найти свой стиль.

Ксения ЕВДОКИМЕНКО, фото Ермека РУСТЕМОВА и Татьяны ШИШКИНОЙ, Алматы