Выборы, прошедшие в Казахстане 19 марта, стали своего рода венцом тектонических политических реформ в Казахстане, инициированных президентом Касым-Жомартом ТОКАЕВЫМ в марте 2022 года — в тот момент, когда страна ещё даже не оправилась после сложнейшего за всю независимую историю вызова — январских событий. И если тогда — год назад — многие эксперты, причём не только в Казахстане, но и за его пределами, не скрывали скепсиса в отношении этих реформ, то сегодня даже они признают, что страна не только смогла успешно преодолеть кризис, но и стала примером для всего Центрально-Азиатского региона в вопросах становления демократического общества.

Ни для кого не секрет, что в нынешних геополитических реалиях роль Центральной Азии значительно возросла. За дружбу с центральноазиатской пятеркой сегодня борются практически все мировые державы — и Китай, и Россия, и США. К слову, недавние визиты госсекретаря Энтони БЛИНКЕНА в Казахстан и в Узбекистан и cпецпредставителя ЕС по санкциям Дэвида О’САЛЛИВАНА в Кыргызстан (а также его планы посетить в ближайшее время Узбекистан и Казахстан) — наглядное тому подтверждение.

Но возрастающая роль региона в целом провоцирует рост соперничества между странами Центральной Азии и актуализирует один из главных вопросов: кто из них является безусловным лидером? Об этом мы решили поговорить с политологом Данияром АШИМБАЕВЫМ.

- Понятие “Центрально-Азиатский регион” — оно больше географическое, — говорит Ашимбаев. — Исторически к Центральной Азии относились Тибет, Монголия и Синьцзян. А к пяти республикам: Казахстану, Узбекистану, Кыргызстану, Таджикистану и Туркменистану — это название стали применять только после распада СССР. И надо понимать, что регион ни политической, ни этнической, ни религиозной, ни даже экономической целостностью не отличается. Это чисто географическое понятие, и внут­ренней интеграции не наблюдается.

Помните, в прошлом году на иссык-кульском саммите глава нашего государства предложил подписать договор о вечной дружбе и сотрудничестве в регионе? Но Туркмения и Таджикистан под какими-то странными предлогами уклонились от его подписания. Опять же, саммиты, которые проводятся в формате “5 + 1” по инициативе Китая, России или США, наглядно показывают, что единой позиции в нашем регионе, по сути, нет.

Причин тому множество. Это и соперничество, и какие-то личные обиды, и выяснение отношений между президентами, которое возникало периодически в разные периоды, и так далее. И только глава нашего государства в последние два года прилагает максимум усилий, чтобы сделать регулярные консультационные встречи стран региона. Но, увы, до единства нам ещё далеко. Тем более что тема транзита, которая активно используется всеми заинтересованными сторонами, достаточно противоречива.

Казахстан предлагает своё пространство для транзита по направлению “север — восток — запад — юг”, в частности коридор Ки­тай — Казахстан — Кавказ — Европа или коридор Россия — Казахстан — Туркмения — Иран -

Персидский залив. При этом Узбекистан пытается запустить свои транзитные проекты, но ему не хватает инвестиционного и производственного потенциала для запуска так называемого трансафганского коридора в Пакистан. Кроме того, сейчас готовится проект “Узбекистан — Кыргызстан — Китай” по железной дороге. Есть большая историческая напряженность по поводу водных ресурсов. Одним словом, чем больше копаешься во взаимоотношениях стран региона, тем больше всплывает проблем, нежели каких-то поводов для позитивной повестки дня. То есть ситуация далека от совершенства.

- Недавно Принстонский университет издал книгу “Демократия разрушается сверху” американского политолога Ларри БАРТЕЛСА. Основной её посыл в том, что политические кризисы в странах возникают не из-за популистской общественности, а из-за политических лидеров, которые неправильно трактуют и эксплуатируют понятие демократии. С этой точки зрения, на ваш взгляд, в каких странах Центральной Азии наиболее вероятно возникновение кризисов?

- Если посмотреть на развитие пяти рес­публик за 30 лет после распада Союза, то можно обнаружить немало интересных вещей. К примеру, старейшим президентом на постсоветском пространстве сейчас является глава Таджикистана Эмомали РАХМОН, находящийся у власти с 1992 года. Но далеко не все знают, что он третий президент Таджикистана за этот период истории. Двух предыдущих и одного и. о. успели свергнуть к тому моменту, когда Рахмон возглавил страну.

По большому счету Таджикистан прошел очень сложный период конфликтов. И эта ситуация, как мы видим, до сих пор не отрегулирована. И события на Памире за последние годы об этом наглядно говорят. То есть национальной консолидации в Таджикистане не произошло.

Ситуация в Кыргызстане тоже показывает, что противоречия между Севером и Югом и то, что подается у нас как чрезмерная демократизация, которой, к слову, Кыргызстан очень любит хвалиться, по сути, привели к нестабильной государственной власти и к тому, что участие в принятии важных для страны решений принимают и региональные кланы (в первую очередь с учетом собственных интересов), и, к сожалению, организованная преступность. То есть наш южный сосед на пути становления государственности не смог выстроить адекватную политику, вследствие чего её политический режим довольно слаб. Какой президент по счету в Кыргызстане, упомнить сложно. После падения Аскара АКАЕВА они там меняются как перчатки.

Можно, конечно, привести в качестве успешного примера Узбекистан. Но и там присутствуют национальные конфликты: и недавние проблемы с Каракалпакской автономией, и знаменитые андижанские события… Все это показывает, что в стране есть большой клубок проблем, которые, как бы ни решались, все равно продолжают периодически выстреливать.

Конечно, сверхпример стабильности — Туркменистан. Но долгое правление первого туркменбаши Сапармурата НИЯЗО­ВА, во время которого туркменская элита была перемолота, как фарш, и из неё выбили все политические амбиции, привело к тому, что страна не отличается богатством, туристический потенциал на нуле, а экономическое сотрудничество ограничивается газовой сферой.

И здесь нужно особенно подчеркнуть: как бы мы ни ругали свою историю в первые десятилетия независимости, следует признать, что Казахстан сумел избежать и межнациональных конфликтов, и религиозных конфликтов, и угрозы сепаратизма и смог выстроить грамотные отношения не только с соседями, но и с мировыми сверхдержавами, что позволило обеспечить качественное поступательное развитие. То есть казахстанская модель политического развития, межнационального согласия и стабильности даже на фоне наших соседей по Центральной Азии выглядит очень хорошо.

- 30 апреля в Узбекистане пройдёт референдум по новой Конституции, которая, если будет принята, обнулит президентские сроки Шавката МИРЗИЁЕВА. В Казахстане тоже была конституционная реформа, но с совершенно другим уклоном: наоборот, ограничивающая сроки президентского правления. Почему такая разница?

- Большинство лидеров центральноазиатских республик за время своего правления делали упор на максимальное увеличение сроков своей власти и на развитие таких сценариев, которые обеспечивали бы династийность смены власти. Снова напомню: Рахмон возглавляет страну с 1992 года, и среди преемников рассматриваются исключительно кандидатуры его детей. В Туркмении власть после кончины Ниязова перешла к Гурбангулы БЕРДЫМУХАМЕДОВУ, который методично перебил всех соперников и передал власть своему сыну Сердару БЕРДЫМУХАМЕДОВУ. В Кыргызстане, как я уже говорил, ситуация несколько иная, потому что там президенты часто меняются. В Узбекистане, как вы правильно отметили, Шавкат Мирзиёев, проводя конституционную реформу, в которой есть немало интересных моментов и опыта, все же преследует цель продлить свои полномочия и обнулить прежние президентские сроки.

На этом фоне конституционная реформа Токаева, включающая прежде всего ограничение президентского срока, является, пожалуй, единственным исключением из политических традиций, сложившихся в регионе. Тут следует понимать, что просвещенный авторитаризм, который строился в Казахстане в 1990-х годах, в принципе, является неплохой концепцией для региона. С другой стороны, все прекрасно понимают, что просвещенный авторитаризм в какой-то момент перестает быть просвещенным и остается только авторитаризм, приводящий к застою, бюрократизации и олигархизации.

Касым-Жомарт Токаев, на мой взгляд, прекрасно понимает, что главный фактор обеспечения стабильности системы и её развития заложен в функционале лидера. И именно поэтому в рамках реформы 2022 года он пошел не на продление полномочий, а, наоборот, на ограничение срока и начал процесс трансформации Казахстана из сверхпрезидентской республики в просто президентскую.

Да, для Казахстана фигура лидера является ключевой, но тот функционал, который был сосредоточен в президентской власти, оказался, мягко говоря, чрезмерным. И референдум, и проведенные реформы — это только часть работы по децентрализации и демонополизации власти, но не в ущерб целостности государства и его стабильности.

Существует, конечно, вероятность, что в будущем кто-нибудь захочет пересмот­реть норму об ограничении в один срок, условно говоря, третий или четвертый президент. Тем не менее фактор ограничения срока правления одного лидера позволяет избежать проблем формирования культов вождя и делает вертикаль власти более гибкой, чем она у нас была в предыдущий период.

Кроме того — и это, на мой взгляд, является несомненным плюсом — Казахстан смог избежать династийной передачи власти, стремление к которой сегодня — тенденция на постсоветском пространстве. Далеко за примерами ходить не надо. Это уже произошло в Туркменистане и Азербайджане. К этому готовятся в Таджикистане и в Беларуси. Но династийность — это не есть хорошо.

Лидерам первой волны фактически пришлось завоевывать власть в достаточно сложных условиях. Рахмон, к примеру, пришел к власти во время гражданской войны. Но их дети, что называется, родились с золотой ложкой во рту. И их лидерские качества весьма сомнительны и ослаблены под влиянием сильных отцов. И такой сценарий в наших условиях сделает династийность смены власти очень уязвимой, поскольку легитимность и авторитет новый лидер получит от бывшего лидера, а не сам наберет.

- В свете возросшего интереса к Цент­ральной Азии в различных западных СМИ сейчас публикуется масса аналитических материалов, в которых указывается, что Казахстан, в первую очередь благодаря реформам Касым-Жомарта Токаева, фактически становится ядром и оплотом демократии в регионе, из которого демократические преобразования распространятся на всю Центральную Азию. Вы согласны с такой оценкой?

- Для Запада, это надо чётко понимать, демократия является хитрым лозунгом. Демократическими они признают те режимы, которые соответствуют их геополитическим и экономическим интересам. Вспомните: Запад традиционно критикует все выборы в мире, на которых к власти не приходят прозападные силы. Все такие выборы считаются недемократичными. Сколько раз только у нас наблюдатели и от ОБСЕ, и от госдепартамента США обрушивались с критикой на выборы. Даже последние выборы в мажилис они раскритиковали.

Но демократия как цель стать сателлитом Запада не очень-то и нужна. Мы прекрасно видели ситуацию в Ираке и в Афганистане, печальные последствия “Арабской весны” как образец такой прозападной демократии. В то же время мы видим пример Киргизии — самой “демократичной” страны в регионе: нестабильность и невозможность проведения полноценной модернизации общества в силу слабости власти.

Если же рассматривать политику Токаева, то у нас демократизация, равно как и любые другие реформы, не является самоцелью. То есть у нас нет задачи улучшить показатели демократии. Демократия — это прежде всего инструмент, во-первых, для обеспечения представительства населения во власти и выражения его интересов, во-вторых, для обеспечения постоянного и эффективного диалога между властью, населением и гражданским обществом и, в-третьих, для обеспечения стабильности и устойчивости всей системы.

Есть масса тем, которые в наших условиях нельзя выносить на всеобщее обсуж­дение. Это языковые и межнациональные вопросы, вопросы кредитной амнистии, поскольку в обществе есть немалый спрос на иждивенчество и халяву. А с другой стороны, есть немало популистов и провокаторов, которые смогут извратить любое благое начинание.

Поэтому для нас демократические преоб­разования важны исключительно в инструментарном ключе: чтобы они работали на позитив, на процветание нашего общества. И те реформы, которые у нас запущены, направлены на полноценное обеспечение диалога и на общее развитие страны. И я думаю, что опыт Казахстана в этой сфере будет полезен всем нашим соседям по региону.

Руслан БАХТИГАРЕЕВ, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы