В 2018 году Ольга узнала, что у неё, может быть, рак. Нечаянно узнала. Год до 50 оставался, решила пройти обследование — так, на всякий случай: “Вообще я здоровая (по четыре минуты в планке стояла)”. Маммолог посмотрела: не все так хорошо. Взяли анализы, в направлении появилось слово “образование”, тогда ещё со знаком вопроса. Отправили на биопсию. Сходила к двум врачам: диагноз под вопросом, рекомендована биопсия. “Разводят на деньги!” — даже такие мысли в голову лезли (обследование же платно проходила). Ну какой рак? Есть уплотнение в груди, но мало ли. Не стала ничего сдавать. Пыталась с опухолью справиться другими методами: порезать всегда успею! Ничего не помогло. Опухоль не ушла. Через год снова на УЗИ к тому же доктору: “Что, не пошла не биопсию?” Не пошла.

- Не нужно так делать! Это я говорю всем, кто только что столкнулся с онкологией, — Ольга называет первое “не” из личного списка. — Слушать врачей и выполнять все, что они говорят. Может, если бы я изначально придерживалась всех рекомендаций, то смогла бы избежать операции.

Никому ни словечка, даже дочке. Все в себе. Окружающие как-то сторонятся онко­больных: не дай бог прилипнет! А сами они почему-то стесняются диагноза. Старалась не заострять, в шутку перевести, не навешивать на других, не беспокоить. И целый год, пока не пошла на повторное УЗИ, в голове свербело: “Оля, а вдруг это рак?” Так оно и вышло.

- Не молчать! Не держать все в себе! — заострила внимание на втором “не” наша героиня. — Поддержка близких очень важна, по личному опыту сужу. В тот момент, когда врач называет диагноз, перед тобой будто железный щит падает — и ты остаешься один.

У Ольги было так. Пришла за результатом биопсии, ей выдали заключение. Прочитала: “Инвазивная неспецифическая карцинома молочной железы G2”. Вышла в коридор, проревелась и села гуглить. Смеется: “Никогда с такой скоростью не читала!” Взяла себя в руки: в 1990-х одна дочку растила, выживать — дело привычное. Потом выполняла все, что говорили врачи.

- Я убеждена, что в тот момент, когда человек впервые слышит диагноз, в кабинете с ним должен сидеть не только врач, но и кто-то из близких и обязательно психолог, — говорит Ольга. — Не каждый способен справиться с эмоциями. А психолог всегда найдёт подходящие слова, родственник просто обнимет. Поверьте, это немало. И сразу же, не откладывая, подробно рассказать о болезни: что сейчас, как дальше, дать прогноз.

- Все индивидуально, люди разные. Надо уметь нащупать нужную интонацию, — отвечает Ольга, когда я спрашиваю, должны ли родственники говорить с человеком о его болезни. — Кто-то в себя уходит, им не до окружающих. Они ни посторонним (я в больнице встречала тех, кто вообще не идёт на контакт), ни близким не открываются. Кто-то стесняется о своих переживаниях сказать. Кто-то мечется: а я и это попробую, и вот это. Или, что ещё хуже, жалеет себя — это путь в никуда. Если такое случилось, нужно принять и преодолеть.

Но если человек заговорил (пусть слова подобрать не может, глаза отводит, боится), не перекидывайте его на потом: блин, мне сейчас некогда. Выслушайте. Иначе он закроется. Сложно говорить о болезни. Я бы, наверное, побоялась, если бы не мой опыт. Из-за незнания побоялась. Мы вроде много про онкологию говорим, но наши представления о ней очень стереотипные. Слышим слово “рак” — все, человек обречён. Какой именно рак? Он ведь поражает разные органы, у каждого свои особенности. С диагнозом рак молочной железы, как у меня, выживаемость до 90 процентов.

Если мы что-то про болезнь знаем, нам проще найти слова поддержки. Но лучше обойтись без непрошеных советов и ничего не навязывать.

- Обнадеживать, успокаивать: все будет хорошо?..

- Смотря в какой момент. Если все шансы испробованы и уже ничего не помогает, обнадеживать — значит выглядеть лжецом в глазах близкого человека. Зачем? Он ведь знает, что скоро уйдет. В эти моменты нужно родного своим теплом согреть: обнять, вместе с ним помолчать, подержать его за руку. Важно поддержать, даже молча.

В конце января умерла моя подруга, её тоже звали Ольга. И диагноз у нас был один, только у неё четвертая стадия. Боец она невероятный — боролась четыре года! Когда узнала про онкологию, её младшему сыну было 10 лет. Она ремонт в квартире сделала, подготовила все документы и будто ждала, когда ребёнок немного подрастет. В последние дни лежала в хосписе, сама приняла такое решение.

Накануне Олиной смерти мы общались по видеосвязи. Я говорила, как люблю её, как она мне дорога: “Я тебя обнимаю, Оленька, и буду рада с тобой встретиться вновь. Мы здесь уже не сможем пообщаться, а ТАМ все ещё будет”. Чаще всего мы виним во всем себя: не так жил, не то делал. Когда человек уходит, ему важно знать и чувствовать, что его любят просто так.

Я считаю, что не нужно бояться говорить о смерти. Раньше так не думала — болезнь моё отношение изменила. Если ты знаешь, что скоро конец, успеешь проститься и сказать все, что хотел. С другой стороны, рассуждать легко. Это в кино показывают красиво: закончил дела, мечту исполнил… Жизнь сложнее. И, опять же, от человека зависит, хочет ли он слышать: “Вам осталось…” Свойство каждого думать, что все впереди. Мы не живем здесь и сейчас, хотя и понимаем, что так правильнее.

- Я ещё до того, как узнала диагноз, нат­кнулась в интернете на статью про хоспис и ляпнула дочери: “Не дай бог, что-то подобное меня коснется, сдай меня в хоспис. Пусть мной занимаются люди, которые знают, что с такими больными делать”. И вот коснулось, — вспоминает Ольга. — По­думала однажды: “Это конец?! Пора искать хоспис?”

- Искали?

- Нет. В интернете шарилась, читала кое-что, но не конкретно для себя, в общем. Я первым делом узнала, наследуются ли пенсионные накопления, и с нотариусом по поводу завещания поговорила: “Будете готовы — приходите”. Не пошла. Как оказалось, сложно принять мысль: возможно, это конец. Я, конечно, бодренько перед операцией держалась, но, честно говоря, со всеми прощалась.

- Мысленно прощались?

- Мысленно. Не посмела вслух сказать эти слова дочери. Не хотела, чтобы она переживала. Маска на лице: ничего страшного, лечусь! Не видела в глазах дочери ни смятения, ни страха — очень благодарна за это. Она была такой же сильной, как и я. Это помогло все преодолеть. Потом узнала: дома она ревела, но при встрече не показывала.

Сейчас у меня ремиссия. Снова работаю, жизнь вернулась в привычное русло настолько, что мне это даже не нравится. Когда заболела, будто снова обратилась к себе: стала картины писать — с детства в руках кисть не держала, продолжила пряники имбирные печь, научилась шоколад делать. В 2019 году мне сделали операцию, к 2020-му закончила лечение — карантин, люди стонут, а я была счастлива. Теперь рутина все поглотила — не хочу!

Я как-то думала: стану ли бороться, если болезнь вернется? И в этот момент вспомнила женщину, у которой рецидив случился через восемь лет после операции. Она приезжала на химиотерапию, снова не сдавалась — значит, и я буду! Хотя стараюсь жить так, чтобы этого не произошло.

А смерть? Нет, не боюсь. Ну вот пришла она. И что теперь? Значит, я сделала все возможное. Когда пойму, что мне немного осталось, точно дойду до нотариуса. Ещё раз напомню дочке про пенсионные накопления. Недавно сказала ей: “Понятия не имею, как ты это организуешь, но я хочу, чтобы провожали меня под бой барабанов — чеченских, армянских, африканских. Обожаю их!” И еще: “Ты же знаешь, как я не люб­лю плохо выглядеть. Я должна быть красивой!” Казалось бы, шутим, но я уверена, что она все понимает.

Мы испытания проходим здесь, на земле. Рак — одно из них. Вовсе не означает, что это станет концом нашего земного пути. Это урок, который помогает вернуться к себе, своим желаниям и мечтам и жить!

Оксана АКУЛОВА, фото Олега СПИВАКА, Алматы