Мы с мужем вместе с другими волонтёрами часто подключаемся к поиску пропавших детей. И видим — да, бывает так, что вполне нормальный ребёнок на данный момент по каким-то причинам не может и не хочет проживать в своей семье. Именно по­этому и уходит. Например, у него родители, злоупотребляющие алкоголем или наркозависимые, есть факты домашнего насилия. Бывает, что просто поругались. Вот и бегут они из дома в никуда.

Поэтому я мечтаю, чтобы в казахстанских городах появились центры или приюты, куда можно было бы по доброй воле прийти подростку и остаться хотя бы на какое-то ограниченное время, получить помощь соответствующих служб. Порой подростку необходимо разобраться в ситуа­ции, понять, что происходит и чего он хочет.

Я не говорю о детях со статусом “бегунок”, то есть склонных уходить из дома, о тех, у кого тяжелое девиантное поведение. Но вот, например, недавно в Центр адаптации несовершеннолетних (ЦАН) попала девочка, победитель олимпиад, волевая. У неё нет мамы, а с папой ребёнок жить не хочет. И, по большому счету, ЦАН не место для ребёнка. Да, сейчас там лучше обстановка: центр уже не похож на тот, что описывали в страшилках даже мои приёмные мальчишки, рисуя некое подобие тюрьмы для детей.

В любом случае именно здесь оказываются дети с улиц, бомжующие или даже совершившие правонарушение. И тут же находятся дети, ожидающие решения по лишению родительских прав, передаче другим родственникам или семьям. По сути, мы попросту перекладываем ответственность за ребёнка на это заведение — оттуда не убежишь, все под надзором. Но каким это может оказаться стрессом!

И самое главное — в ЦАН ребёнок не может прийти сам, по собственной доброй воле. У нас был такой опыт, когда ребёнок просил забрать его из семьи. Но, нет, нужно решение соответствующих государственных органов, служб опеки. Это все долго, а помощь зачастую нужна здесь и сейчас.

Поэтому мы в нашем сообщест­ве волонтёров, общественных активистов говорим о том, что необходимы подобные приюты, куда ребёнок может обратиться сам, где его проконсультируют психолог, работник социальной службы, сотрудник инспекции по делам несовершеннолетних.

Но внедрение такого центра требует изменения законодательства: у нас дети до своего совершеннолетия недееспособны. И мы даже не можем предоставлять ребёнку услуги психологического сопровождения — на это нужно письменное разрешение родителей или опекунов. Но, к примеру, если родитель является насильником, то ему невыгодно давать такое разрешение, это значит выносить сор из избы. Например, мои приёмные дети в предыдущей приёмной семье переживали насилие, и им было очень непросто достучаться до социальных служб, чтобы рассказать о своей беде. Так что проблема системная.

Поэтому надо всем вместе искать её решение. Разработать некий регламент: сколько дней, как работать с такими детьми, как это делать без разрешения родителей. Мне кажется, если мы сдвинем эту ситуацию с места, то дети наконец-то обретут право голоса.

Предполагаю, какого рода сопротивление может встретить эта идея. Дескать, дети могут наговорить лишнего на своих родителей. Но существуют психологи, соседи, наблюдающие за семьей, так что всегда можно узнать правду. И даже если ребёнок наговорил, если не все правда, значит, есть повод разбираться. Может, это начало психического заболевания, может, существуют какие-то другие причины. И очень важно, чтобы дети попадали в поле зрения взрослых, а не оставались один на один со своей проблемой.

Салтанат МУРЗАЛИНОВА-ЯКОВЛЕВА, руководитель Центра социальных инклюзивных программ в Алматы