Мы являемся убежденными приверженцами того, что любая задуманная или осуществляемая реформа в стране должна проводиться на основе действующего и развивающегося права. Поэтому мы решили возобновить серию публикаций на самые актуальные и злободневные темы, волнующие многих, в продолжение ранее разработанной нами в 90-х годах прошлого века концепции "Правовое развитие Казахстана".

Часть первая. Суд прав наполовину

НПП "Атамекен", депутаты парламента, региональные бизнес-объединения в самых жестких выражениях дали оценку практике признания сделок недействительными по искам налоговых органов.

Вопрос оказался настолько серьёзным, что потребовал созыва специального совещания на достаточно высоком уровне в феврале 2020 года. В ходе выступления на этом совещании судья коллегии по гражданским делам Верховного суда Республики Казахстан признал недостатки правового регулирования в этой сфере, а также наличие обоснованных претензий по этим вопросам со стороны бизнеса. Кроме того, он отметил, что мнения судей Верховного суда Республики Казахстан по этому вопросу разделились.

Странно, что в таком, казалось бы, отрегулированном вопросе, как недействительность сделок, разделяются мнения судей Верховного суда.

Что ж, попробуем разобраться….

Предварительно заметим, что правовое регулирование общегражданских споров о недействительности нельзя назвать совершенным, а практику по таким спорам — устойчивой и положительной. Но это тема отдельного анализа.

Что очевидно, в вопросах недействительности разделение мнений судей ВС РК происходит исключительно при участии в делах некоего субъекта: налогового органа. В прочих спорах о недействительности судьи не считают нужным оглашать наличие разных мнений. Значит, налицо субъектно-зависимый спор. Запомним этот вывод.

Чем же субъект — налоговый орган — отличается от других субъектов? Существует два ключевых обстоятельства. Во-первых, в Налоговом кодексе закреплено право налогового органа обращаться в суд с исками о недействительности сделок. Во-вторых, в дополнение к обычному регулированию недействительности Верховный суд применил дополнительное специальное регулирование недействительности в налоговых спорах.

- Какие правовые последствия первого обстоятельства?

- Налоговый кодекс, а также Гражданский кодекс постулируют приоритет налогового правового регулирования перед общегражданским. Следовательно, некоторые особенности налогового права в спорах о недействительности подразумеваются. Поэтому отсутствие нормы о специальном праве налогового органа обращаться в суд с иском о недействительности не прекратило бы этого права — Гражданский кодекс предполагает такое право для любого заинтересованного лица, в том числе и для государства в лице налогового органа. Но отсутствие такой записи в Налоговом кодексе переводило бы споры о недействительности с участием налогового органа в разряд обычных общегражданских споров.

- Каковы правовые последствия второго обстоятельства — включения вопросов недействительности в налоговых спорах в нормативное постановление Верховного суда?

- Верховный суд ввел поразительно удачные нормы, регулирующие разрешение таких споров о недействительности. Правда, одновременно создал лазейки для ряда правонарушений. Об этом будет сказано ниже.

- Необходимо ли такое дополнительное регулирование?

- Вероятно, да. Особенности тех видов недействительности сделок, которые должны входить в сферу интересов налоговых органов, состоят в том, что умысел обоих участников сделки направлен на специфические незаконные цели. Объект посягательства — не интересы частного лица, как в гражданско-правовой недействительности, а публичные интересы и конституционная обязанность уплаты налогов. А поскольку есть особенности, значит, необходимо и особенное регулирование.

И здесь нужно отдать должное Верховному суду: им чётко и очень корректно ограничены случаи и условия использования органами налоговой службы своего права обращения с иском о признании недействительными сделок.

Во-первых, названо условие применения права: оно "…может реализовываться лишь постольку, поскольку удовлетворение соответствующего требования направлено на выполнение определенных статьей 18 Налогового кодекса задач органов государственных доходов по обеспечению полноты и своевременности поступления налогов и других обязательных платежей в бюджет". Это очень серьёзное ограничение. Его главное следствие — это обязанность налогового органа при подаче иска указать достоверно установленный ущерб бюджету в случае, если оспариваемая сделка недействительна.

Во-вторых, право налогового органа на обращение в суд Верховный суд неразрывно связал с условием доказанной невозможности привлечения к ответственности лица, выписавшего фиктивный счет-фактуру. Следовательно, на момент подачи иска должно быть установлено и потенциально виновное лицо; должны иметься доказательства невозможности привлечения этого лица к ответственности.

Существует и ещё одно очень важное ограничение для налогового органа. Это необходимость наличия доказательств недействительности сделки. Если буквально следовать наставлениям Верховного суда, то оспариваемая фискалами сделка может быть признана недействительной лишь при наличии "достаточной совокупности доказательств недействительности сделки ".

Есть ещё одно важное обстоятельство подобных споров.

Дело в том, что в налоговых спорах о недействительности налоговый орган — это "надлежащий государственный орган" в терминах статьи 157 ГК. А ответчиками выступает не одна, а две стороны (участники оспариваемой сделки). При этом налоговый орган должен предполагать и доказывать, что обе стороны — нарушители. Ведь если поставщик выписывает негодный счет-фактуру, совершая правонарушение, то покупатель акцептует негодный счет-фактуру, совершая не меньшее правонарушение. И оба при этом знают, что оформленная таким счетом-фактурой сделка незаконна. И Верховный суд косвенно указывает на это, предоставляя право контрагенту: "В соответствии с принципами состязательности и равноправия сторон контрагенты вправе доказывать действительность сделки с их стороны в рамках гражданского процесса". Вот только насчет "состязательности"... Но об этом ниже.

Есть ещё некоторая тонкая специфика в подобных спорах, в частности, реализация права на защиту, основания недействительности и т. д., но это вопрос отдельный, и здесь мы его рассматривать не будем.

Давайте теперь посмотрим, как должны работать данные ограничения при строгом соблюдении закона и указаний Верховного суда.

Во-первых, общее правило рассмотрения таких споров, имеющее безусловный приоритет над общегражданскими правилами, — это принцип добросовестности налогоплательщика (статья 8 НК). И поэтому вряд ли уместна ссылка Верховного суда на принцип состязательности и равноправия: закон изначально даёт фору налогоплательщику.

Строго говоря, принцип добросовестности налогоплательщика, сформулированный как "добросовестность предполагается" (добросовестен, пока не доказано обратное), освобождает налогоплательщика и его контрагента от обязанности доказывания действительности сделки. Право доказывания сохраняется, а вот обязанность доказывания отсутствует. То есть в спорах о налоговой недействительности действует не правило нормы п. 6 статьи 9 ГК, но изъятие из правила.

Во-вторых, о доказательствах, обязательных для предоставления налоговым органом при подаче иска о недействительности. Верховный суд, многократно указал фискалам на необходимость представления доказательств недействительности, но не сделал отсылку к норме права. Но и без такой отсылки юристам понятно (а судам непонятно), что это за доказательства и откуда они берутся. Следуя норме части 1 статьи 63 ГПК, в которой ключевое слово — "обстоятельства", мы отыскиваем способ описания обстоятельств в нормах НК. И находим: это пункт 4 статьи 8. Две нормы, содержащиеся в этом пункте, исключают предъявление иска без налоговой проверки. Только в ходе проверки налоговыми органами могут быть: а) установлены и описаны нарушения налогового законодательства, б) собраны доказательства (то есть "описаны обстоятельства нарушений").

В-третьих, в силу этой же нормы пункта 4 статьи 8 НК налоговая проверка — это единственный способ: а) установить виновного (нарушителя), б) собрать доказательства невозможности привлечения его к ответственности. Без этих обстоятельств в силу указаний Верховного суда подача иска попросту невозможна. Конечно, лукавый Минфин в своих методических рекомендациях благословляет фискалов на подачу исков по результатам налогового контроля без проверки, чем провоцирует вал безосновательных исков. Но должно ли быть дело судам до какой-то бумаги Минфина, если есть прямое требование кодекса?!

В-четвертых, существует множество ситуаций, когда один и тот же товар проходит по цепи поставщиков. Такие ситуации являются обычными в поставках пищевых продуктов, напитков, ГСМ, в рекламном и аптечном бизнесе и т.д. — везде, где имеются производители, крупные оптовые поставщики, средний опт, мелкий опт и розница. Ещё чаще встречаются случаи, когда передается не сам товар, а товар в превращенном виде. Например, налоговый орган оспаривает сделку по поставке ванилина на пищевое предприятие. Но это предприятие поставляет ванильные сушки покупателям, и расход ванилина на сушки точно соответствует приобретённому объёму. Понятно, что признание недействительной сделки по поставке ванилина ставит под сомнение производство и продажу ванильных сушек. И наоборот, оспаривание фискалами сделки по продаже ванильных сушек автоматически ставит под сомнение и сделку по приобретению ванилина продавцом сушек.

Можно ли рассматривать подобные иски без участия всей цепи поставщиков — потребителей?

Если следовать закону — нет, поскольку данный спор явно затрагивает интересы всей экономической цепи. Кстати, одной (подчеркнем — одной!) из причин ставшего общеизвестным бедствия в экономике Карагандинского региона, устроенного налоговыми и судебными органами, как раз и стало игнорирование необходимости привлечения экономически связанных поставщиков и потребителей в процессы о недействительности.

Маленькое отступление.

Вдумчивый читатель, наверное, уже понял, что иск о недействительности — это слишком грубый инструмент, который распадается на множество уникальных случаев, когда его использование становится абсурдным и вредоносным.

Приведем пример. Представим, что оспаривается сделка по услугам подстрижки газона перед офисным зданием по основанию отсутствия экономического смысла. Доказать подстрижку путём явной демонстрации невозможно (наступила зима, например), а машинка у работника компании-стригаля была личная. Но вопрос можно поставить не о недействительности сделки по подстрижке, а об исключении подстрижки из состава затрат — как не связанной с предпринимательской деятельностью. Так что будем делать: давать ещё одно специальное право налоговым органам обращаться с иском в суд об исключении из состава затрат? Или все же оставим это право как внесудебное, реализуемое непосредственно в ходе проверки? Может, где-то здесь и решение проблемы недействительности? Но об этом ниже.

Итак, мы видим, что если бы фискалы, а пуще того — суды, строго придерживались закона и письменных нормативных (подчеркнем: письменных! нормативных!) указаний Верховного суда и буквального их толкования, то никакой проблемы с признанием сделок недействительными не существовало. Вопросы бы оставались, но до масштабов глобальной экономической проблемы они не разрослись.

Мало того: мы полагаем, что при существующем правовом регулировании (строгом его соблюдении) налоговые иски о недействительности стали бы единичным исключением — очень трудно соблюсти все требования законодательства при их подаче.

Что говорит нам закон и Верховный суд — главный закона блюститель и применитель: до того как фискал обратится в суд с иском о недействительности, он обязан провести налоговую проверку. Построить "пирамиду", определить, есть ли контрагенты, которых иск затрагивает? Есть ли счета-фактуры, исключающие иск (это счета, не признанные недействительными, по однородным или участвующим товарам поставщиков продавца по оспариваемой сделке. Или такие же счета покупателей приобретателя по оспариваемой сделке). Собрав всех затронутых иском лиц, а также определив виновного, собрав доказательства невозможности привлечения его к ответственности, а также доказательства недействительности сделки, в которой фискал сомневается — и все это в ходе проверок (и у поставщика, и встречной — у покупателя), фискал может … идти в суд? Нет! Нужно ещё дождаться результатов обжалования итогов проверок — и у поставщика, и встречной — у покупателя. А уже потом смело подавать в суд иск о недействительности сделки.

Есть ли хоть один мытарь, который исполнил бы эти — обязательные по закону! — досудебные мытарства? Подозреваем, что нет.

Есть ли хоть один суд, который потребовал бы от алчущих бюджетной поживы фискалов весь требуемый пакет доказательств? Подозреваем, что нет.

Стоп-стоп. Ладно, у фискалов работа такая — требовать взыскания. Пусть и с нарушениями. Но суды-то, суды! У судей нет обязанности руководствоваться задачами пополнения бюджета! У судей — только закон! Увы, кошмарную статистику удовлетворенных исков о налоговой недействительности формируют не фискалы, а именно суды.

Но если судьи не обращают внимания на закон, а страшнее того — на письменные нормативные указания Верховного суда, то на что же они обращают внимание? А, вспомнили: на статистику отмен вышестоящими судами. А вышестоящие на что обращают внимание? На устный шепоток? На звонок? Интересно откуда?

Впрочем, неважно. Важно вот что: замечательная новость состоит в том, что в Верховном суде мнения всё-таки разделились. Значит, по крайней мере одна из половин стоит за неукоснительное соблюдение закона.

(По слухам из достоверных источников, некоторые председатели областных судов, озабоченные описанной выше проблемой, также просигнализировали председателю Верховного суда о негативности и вредности складывающейся судебной практики для экономики страны).

Итак, мы видим, что не существует проблемы неправильного правового регулирования налоговых споров о недействительности сделок. Закон и Верховный суд все написали правильно. Проблема — в несоблюдении норм закона судами. Ну, конечно, и налоговиками, но у налоговиков работа такая...

Часть вторая. Рецепт страшнее болезни

С того момента, когда скандал с исками налоговых органов о признании недействительными сделок выплеснулся на страницы прессы, предложено множество рецептов исправления ситуации.

Сначала было приостановлено действие приказа министра финансов, утвердившего методические рекомендации для своих подопечных. Мера оказалась достаточно громкой, чтобы НПП "Атамекен" смогла пропиарить свою неусыпную заботу, но при этом абсолютно бесполезной. Авторы этой статьи участвуют в трёх судебных процессах по недействительности, а процессов таких после приостановки приказа не счесть. Кстати, в приказе не было ничего криминального. Нужно учесть, что нормы приказа абсолютно не связывают суды, блюдущие принципы иерархии правовых актов.

Добавим, что слово "доказательства" в приказе встречается чаще, чем, например, в нормативном постановлении Верховного суда №4 (sapienti sat!). И в нормальном суде этот приказ стал бы мощным аргументов защиты — приказ повсеместно нарушается фискалами, для которых он обязателен.

Верховный суд посетовал на дефекты законодательства, хотя, как показано в части первой, дефекты следует поискать в другом месте. Но такое авторитетное заявление на фоне требования радикальных реформ вызвало прилив законотворческого энтузиазма. И мы всерьёз опасаемся, что для расчистки поляны для вольной гульбы фискалов с исками Минфин с парламентом устранят из кодекса последние защитные нормы. Привет Министерству экономики.

Из наиболее авторитетных "народных" рецептов, оглашенных публично, внимания заслуживают два:

- рецепт создания общественной комиссии, предварительно рассматривающей обоснованность позывов налоговиков на подачу иска о недействительности;

- рецепт сокращения сроков исковой давности по налоговым спорам до трёх лет.

О первом рецепте. Полуобщественная комиссия обкатывается в КГД с 2018 года. В Кодексе полуобщественная комиссия называется "апелляционная комиссия", и она предварительно рассматривает жалобы, направленные в КГД по обжалованию результатов налоговых проверок. Результаты апелляционной комиссии поражают, на них мы, наверное, остановимся в других статьях. На заседания комиссии, которые проходят прозрачно и объективно (по оценке антикоррупционного ведомства), приглашаются даже наблюдатели. Это ничего, что материалы, рассматриваемые на комиссии — коммерческая тайна. Министр финансов самолично определит лиц, допущенных…Ну, в общем, допущенных.

Но если апелляционная комиссия призвана предотвратить локальную несправедливость на уровне только лишь КГД, то общественных комиссий понадобится столько, сколько на свете управлений госдоходов.

И конечно, кто бы сомневался, что уровень общественной комиссии намного круче, чем уровень суда, пусть и соблюдающего закон. Ведь да? Или нет? Если нет, давайте введем в эти комиссии ещё и из зарегистрированных на бирже труда: там, знаете ли, попадаются самородки... И ещё добавить "метиса" из Ассамблеи, чтобы не обидеть никого и соблюсти представительство.

Но уж если общественная комиссия решит — куда суду деваться? Принцип непосредственной демократии, радикальные реформы, гражданское общество. Понятно — глупость. Понятно и то, что это предложение — конструктивная рефлекторная реакция на контрпроцесс, вызванный уже просто нетерпимыми дефектами судебной (и отчасти налоговой) системы. От ста до трёхсот дел на судью СМЭС в месяц: какой уж там закон, практика важнее; и главное — не забыть, что интересы бюджета важнее буквы закона, потому что буква закона не должна противоречить интересам бюджета!

Если сохранять такие подходы, то проблема не решится. Уродливые псевдоправовые заплатки в местах проявления контрпроцессов вызовут лишь новые проблемы.

В данном случае (тандем налоговых органов и судов в нарушение закона) порождается не один контрпроцесс, а множество. Главный, но неочевидный — это провалы в экономике.

О втором рецепте. Срок исковой давности по налоговому обязательству никак не связан с недействительностью сделок. Тем более что предлагаемые авторами три года — это же и общеустановленный срок исковой давности по требованию о недействительности.

Но зато срок исковой давности по налоговому обязательству напрямую связан как со сроком переноса убытков, так и с необходимой частотой налоговых проверок. Этот рецепт — прекрасный пример того, как любое лобби, добиваясь тактического выигрыша, ловит стратегический проигрыш.

Понятно, что, как и авторы первого рецепта, авторы второго тоже хотят как лучше; они тоже рефлекторно ищут решение проблемы произвольно подаваемых и несправедливо разрешаемых налоговых исков.

Часть третья. Околоофициальные рецепты

В сети гуляет письмо, содержание которого может быть подлинным, а может — и нет. Не будем его пересказывать, хотя это наглядный пример того, чего ни в коем случае нельзя делать. И одновременно — пример неумения работать с законом. Суть письма читателю будет ясна из предлагаемых его авторами рецептов.

Первый рецепт - внести изменения в статью 216 УК (совершение действий по выписке счета-фактуры без фактического выполнения работ, оказания услуг, отгрузки товаров), исключив понятия "ущерб" и "субъект частного предпринимательства", а также изменив санкцию.

Обоснование приведено в тексте письма.

Спорить с рецептом не будем. Скажем просто: рецепт негодный. Статья 216 УК вообще лишняя в кодексе, вносит путаницу, позволяет уклониться от ответственности, и её диспозиция полностью поглощается диспозицией статьи 245 УК (уклонение от уплаты налога и (или) других обязательных платежей в бюджет с организаций).

В самом деле, разве фиктивный счет-фактура выписывается не по соглашению двух субъектов предпринимательства? И разве не с целью уклонения от налогов? И разве лицо, выписавшее фиктивный счет-фактуру, не знает заведомо, что помогает лицу, акцептовавшему этот счет-фактуру, уклониться от уплаты налогов? В данном случае не нужно придумывать отдельный состав: он есть, его нужно использовать. Зачем, по-вашему, существует часть вторая статьи 245? Там есть признак "с использованием счета-фактуры без фактического выполнения работ, оказания услуг, отгрузки товаров". А субъект статьей не определен: это может быть и руководитель уклонившегося лица, и руководитель лица, выписавшего фиктивный счет-фактуру (естественно, в сговоре с руководителем акцептовавшего лица). Тут тебе и пункт 1, и пункт 2 части 2 статьи 245 вместе.

Вот пример, когда ясный и понятный закон не применяют, а вместо разъяснения Верховным судом "совершенствуют" абсолютно лишнюю статью.

Второй рецепт - разрешить добросовестному предпринимателю обращаться с иском в суд о признании сделки состоявшейся. Для этого внести изменения в Налоговый кодекс.

Рецепт негодный. Во-первых, и без внесения в Налоговый кодекс никто предпринимателю обращаться в суд не запрещает. Правда, суд такой иск не примет, и будет прав. Ведь для принятия иска суд должен понять: это спор о праве или установление факта? Без оспаривания сделки кем-либо сделка и так действительна. А если все же "…разрешить...", как предлагают авторы, то что делать бедным налоговикам, если лица, выписавшие и акцептовавшие фиктивный счет-фактуру, заранее позаботятся получить общеобязательное решение суда о том, что фиктивная сделка состоялась? Тогда уж давайте разрешим иски о признании сделки состоявшейся, а будущей налоговой проверки — недействительной. Во-вторых, в Налоговом кодексе, напомним, есть статья 8, которая имеет название "принцип добросовестности налогоплательщика". Если мы признание добросовестности (в том числе и состоявшейся сделки) передадим суду, то должны исключать презумпцию добросовестности из Налогового кодекса.

Третий рецепт — введение налоговой апелляции как обязательного досудебного порядка урегулирования спора, для того, "…чтобы суды могли рассматривать спор с достаточной доказательной базой".

Напомним, что налоговая апелляция не создает дополнительной доказательной базы. Налоговая апелляция лишь орган КГД, рассматривающий жалобу. А решение все равно выносит КГД.

Если в числе авторов рецепта есть судьи, то позволим себе напомнить: без достаточной доказательной базы суд обязан просто отказать в иске — будь то жалоба налогоплательщика либо иск налогового органа о недействительности. Кстати, напомним ещё об одной вещи: доказательная база налоговых нарушений, если верить Налоговому кодексу (пункту 4 статьи 8), формируется исключительно в ходе налоговых проверок.

Ну и стыдно, господа, считать, что чей-то орган (статья 182 НК) умнее, чем наши суды. Или уже не стыдно? При такой нагрузке на судей?

В демократическом, светском, правовом и социальном государстве парламент, узнав о 38% ошибок налоговиков при проведении проверок (результат апелляционной комиссии), отправил бы как минимум министра финансов в отставку вместе с нарушителями.

В государстве, где парламенту в отставку — слабО, Минфин вносит, а парламент принимает закон, которым создает апелляционный ли, общественный ли совет. Совет нужен, чтобы суд, придавленный авторитетом комиссионного решения, не умничал бы чрезмерно.

А может, пора подумать о специализированном налоговом суде?

И еще: безымянные авторы рецептов мотивируют свои предложения в том числе "борьбой с теневой экономикой" и "обеспечением инвестиционной привлекательности".

Поясним, что "теневая экономика" — это такая экономика, которая совершает реальные сделки, а не "недействительные". На примере карагандинского обвала несложно показать, как иски налоговиков "о недействительности" развивают и укрепляют теневую экономику.

Поясним, что ничто не может перепугать инвестора больше, чем специально (!) закрепленное в законе (!) право доказывать в суде, что совершенная им сделка действительно совершена. Это почти как доказывать, что я — это я.

Часть четвертая. Исцеление

Первый путь снятия проблемы очевиден из сказанного выше. Не нужно ничего делать. Нужно просто исполнять закон - судам в первую очередь. Тогда большинство исков налоговых органов о недействительности сделок будут отвергнуты судами до возбуждения дела из-за несоблюдения обязательного досудебного порядка (проверка) либо на стадии рассмотрения из-за отсутствия надлежащих доказательств.

Нужно сказать, что способ этот был опробован, и оказался очень эффективным. В Караганде СМЭС очень бодро отказывал налоговикам (либо оставлял иски без рассмотрения). И если бы областной суд не скорректировал эту положительную, но — увы! — неустойчивую практику жесткими отменами и возвратами, то все бы обошлось. Но областной суд скорректировал. Нужно думать, не без вмешательства Верховного, поскольку дальнейшие обращения ответчиков в Верховный суд пользы им не принесли. И вот, в Караганде наступила Проблема.

Итак, самый простой и действенный способ — не умничать и не менять, а исполнять закон. Если же возникают вопросы, как его исполнять, не стесняйтесь, спрашивайте. Ответим.

Второй путь — формирование допустимого правоприменения в рамках закона.

Никого не удивляет, если в ходе налоговой проверки проверяющий налоговик обоснованно исключит из состава затрат часть затрат, например, не связанных с предпринимательской деятельностью. Естественно, описав нарушения и собрав доказательства. Если же налоговик засомневается в реальности сделки, ему никто не может помешать провести встречную проверку у контрагента. Убедившись с помощью двух проверок в недействительности (фиктивности) сделки, налоговик имеет полное право в акте проверки описать нарушения и пересчитать налоги.

И уже тогда несогласный налогоплательщик, чья презумпция добросовестности не нарушена, поскольку налоговик доказывает обратное, обращается по инстанциям, а может — и в суд. И тогда суд, получив все доказательства от налоговика (а доказательства допустимые, поскольку добыты, как положено, в рамках проверки), примет мудрое и законное решение по вопросу о недействительности.

Запрещает ли действующий закон такие действия налоговика? Нет, не запрещает. Наоборот, предписывает действовать именно так.

А почему налоговики так не действуют? Да потому, что до сих пор результаты налоговой проверки воспринимаются чуть ли не как нормативный акт, в котором предположение о недействительности (даже доказательное предположение!) вписывать без решения суда нельзя.

Но умные-то юристы понимают, что это не так. Акт налоговой проверки является лишь документом досудебного порядка урегулирования спора, который — если не обжалован — считается акцептованным. Но если он обжалован, а тем более в суде, то акт — всего лишь документ досудебного урегулирования спора, содержащий предложения одной из сторон. А дальше суд разберется.

Виталий ВОРОНОВ, адвокат АГКА,член комиссии по правам человека при президенте РК, председатель попечительского совета общественного антикоррупционного фонда "Транспаренси Казахстан".

Александр ПЕРЕГРИН, ведущий эксперт-консультант негосударственного учреждения "Алматинская юридическая корпорация", член попечительского совета "Транспаренси Казахстан".