Помню, с нами по соседству жили Дергуновы, с сыном которых Сережкой мы были неразлучными участниками обычных детских игр: в прятки, в футбол — летом, в хоккей — зимой и круглый год — в войну...

Отец Сережки дядя Саша вернулся с фронта без руки, но это не мешало ему держать крепкое хозяйство: заготавливать на зиму дрова, сено для коровы, обихаживать большой дом-пятистенок и кучу надворных построек. А ещё он умудрялся с сыновьями и дочками вскапывать большущий, как мне тогда казалось, огород. И одной рукой дядя Саша так ловко управлялся с лопатой, что ему мог бы позавидовать любой здоровый. Наверное, завидовали, потому что жизненных сил у нашего соседа было немерено. Когда дочки повыходили замуж, а старшие сыновья Лешка и Валерка оказались за решеткой, да ещё его жена тетя Шура была на работе, дядя Саша вскапывал огород один.

Однажды Дергунов-старший пропал, а через года два объявился вновь. Моя мама рассказала по секрету, что он уезжал в Москву к своей первой жене, да что-то там не срослось. К тому времени вернулись с зоны Лешка и Валерка. Тетя Шура пожаловалась сыновьям на своего блудного мужа, и братья в пьяном угаре избили дядю Сашу до полу­смерти. Но он выжил. Об этом я тоже узнал от мамы. И до сих пор не могу представить эту страшную картину: два здоровых парня метелят безрукого отца...

Потом Лешка и Валерка вернулись в привычные для них места, и дядя Саша с уже потухшим от душевных ран взглядом в одиночку копал огород. Как воин в поле.

И таких инвалидов войны в нашей общей стране было очень много. Но с годами их становилось все меньше и меньше — с ранами долго не проживешь. Поэтому нам, детям пятидесятых, не нужны были лекции об ужасах минувшей войны — мы видели эти ужасы каждый день в толпе на улице, в очередях в магазине, среди попрошаек... И когда за праздничным застольем взрослые произносили ставшую молитвой фразу “Лишь бы не было войны”, мы понимали, о чём идёт речь.

Это уже потом, когда мы учились в школе, стало привычным делом приглашать на классный час к Дню Победы фронтовиков. Они приходили, надев парадные костюмы с наградами, среди которых самой ценной была медаль “За отвагу”, смущались от внимания к своим персонам. Будто удивлялись: “Мы же ничего особого не делали — просто защищали Родину”.

Прошло всего несколько десятилетий, и на эти встречи с молодежью вместо покалеченных на передовой солдат стали все чаще приходить бравые штабные офицеры. Они доставали из-под мышки карты со схемами боевых действий, вешали их на стене и указкой показывали, как происходило сражение. И создавалось ощущение, что именно они разрабатывали планы всех этих военных операций. Но это было только ощущение. Потому что не хватало живых и правдивых слов: “Я испугался и спрятался на дне окопа, а когда все побежали в атаку, я тоже встал и побежал...”

Сколько лет прошло. Сегодня нам, детям пятидесятых, уже самим за шестьдесят. Тех, кто постарше нас и застал войну ребёнком, сегодня становится все меньше. А тех, кто пережил войну на фронте, в самом её пекле, осталось вообще единицы.

Страшно подумать, но лет через пять, в лучшем случае — через десять, не останется никого, кто сможет сказать, что был на той страшной войне. Кто тогда расскажет о ней нашим детям и внукам?

Ответ до жестокости прост: мы сами. Потому что видели ту войну в кривом зеркале нашего детства, где искалеченные в сражениях герои спивались от горя и одиночества, просили подаяния и не находили помощи. Или, как мой сосед дядя Саша, в одиночку одной рукой вскапывали поле своего последнего боя.

Найдём ли мы нужные слова? Поверят ли нам? Уж слишком много лжи написано и снято в последнее время о той войне. Может быть, именно поэтому стоит попробовать.

Рашид ГАРИПОВ, журналист