Я понимаю, что говорю кощунственные вещи, но мы уже привыкаем к насилию над детьми так же, как и к сообщениям о том, что в различных катастрофах ежедневно гибнут люди: посочувствуем секунду и тут же забываем. А ведь когда впервые стала появляться такого рода информация, то это вызывало массу чувств: возмущение, сострадание, желание помочь...

Два года назад картина “Однажды в детском доме”, продюсером и автором сценария которой я был, попала в основную программу международного кинофестиваля в Мангейме (Германия). И как-то так получилось, что запланированные пять встреч и пять показов превратились в девять. Залы были переполненными. У немецкой аудитории (она была в основном молодая — от 18 до 30 лет) был неподдельный интерес к картине, потому что в Германии, где ювенальные технологии по отъему детей у родителей крепчают с каждым днём, тема семейных ценностей стоит очень остро.

Первые отечественные зрители говорят то же самое. Но сказать, что картина была успешной в прокате, я не могу. Сегодня происходит подмена настоящих вещей фейковыми, и живем мы от кампании до кампании, от хайпа до хайпа. Государственные программы принимаются и постепенно забываются, им на смену тут же приходят новые. Поэтому и фильмы сегодня востребованы такие же — развлекательно-увеселительного характера, напоминающие кавэ­эновские репризы: посмотрел, повеселился и забыл.

Мы же своей картиной деликатно попытались донести до зрителя мысль о том, что ни один, даже самый лучший детский дом не заменит мать и отца. Но и к процессу усыновления я отношусь весьма настороженно.

Почему? А потому что все чаще это превращают в бизнес, где очень мало места таким понятиям, как милосердие и любовь. И такса за усыновление казахстанских детей тоже ни для кого не тайна — от 30 до 50 тысяч долларов. Но при этом все здесь делается шито-крыто. Мы видим громкие, вызывающие чувство праведного гнева процессы над воровавшими миллионы бюджетных денег госслужащими. Но я что-то не помню ни одного громкого процесса, связанного с продажей детей из детдомов. Зато есть помпезные слезливые шоу, призывающие отдавать детей на зарубежное усыновление: там, за бугром, их, мол, ждёт счастливое будущее. Откуда они знают, что это будет именно так? Поэтому я и говорю, что детские дома должны быть под жестким контролем государства. А что касается призывов об их полной ликвидации, то по этому поводу припоминается такое выражение: “Нет человека — нет проблемы”. Применительно к детским домам это вовсе не означает, что с исчезновением детских домов исчезнет проблема сиротства. Мы никогда не наберем такого количества семей, которые возьмутся воспитывать чужих детей. Но даже если и возьмутся, то гарантий, что проблема будет исчерпана, нет никаких.

Я знаю одного человека, который без всяких меркантильных интересов взял на патронатное воспитание сначала одного ребёнка, потом второго и третьего. Этот, безусловно, хороший человек, потратив на их воспитание шесть-семь лет своей жизни, вернул их в детский дом. Не будем обсуждать его моральные и нравственные качества, но таких, как он, несостоявшихся патронатных родителей, не один и не два.

Это сейчас, на мой взгляд, даже вполне объяснимо: многие взрослые люди живут только сегодняшним днём и не хотят брать ответственность не то что за чужой, даже за свой собственный завтрашний день. И если, следуя призыву “Казахстан без сирот”, мы полностью ликвидируем детские дома, то куда девать возвращенных ими детей?

И когда депутаты и прочие социально активные люди продвигают сегодня один проект, касающийся детей, завтра — другой, то я не берусь их осуждать, но призываю просчитать и эти моменты тоже. Никто не говорит, что наши детские дома идеальные. И там есть и коррупция, и другие злоупотребления, но тем не менее это государственный, а значит, контролируемый институт. В конце концов плохого директора можно заменить хорошим. Детских домов у нас не так и много (было когда-то около 200, сейчас около 100). Так неужели по всему Казахстану не найдётся сотни нормальных и порядочных людей, готовых возглавить их?

Сергей АЗИМОВ, кинорежиссёр