Сколько мы платим за принудительное лечение, эффективность которого практически равна нулю?

Сейчас в нашей стране идёт процесс слияния наркологической и психиатрической служб. Идёт непросто, встречая сопротивление не столько в обществе, сколько в профессиональной среде. Я с недоумением наблюдаю за тем, как наркологи пытаются уверить всех в том, что эти реформы никому не нужны: мол, мы столько лет нарабатывали опыт, а теперь потеряем его, растворившись в службе психиатрии, которая станет первичной. Выступают профессионалы своего дела, которые хорошо знают, сколько проблем существует в этой сфере. Но они о них не говорят.

Почему реформа нужна? Перечислять всего я не буду, просто скажу, что, по данным ВОЗ, 10 процентов людей во всем мире страдают теми или иными психическими заболеваниями, и, по прогнозам, в ближайшие 15 лет их количество увеличится ещё на пять процентов. По официальной статистике, в Казахстане людей с психиатрическими диагнозами 1,1 процента. И не потому, что мы здоровые, а потому, что таких больных попросту не выявляют. И лечат их от чего угодно, только не от того, чем они страдают. Поэтому сейчас специалистов и пересаживают в поликлиники, чтобы они были ближе к пациентам. Но продвигается процесс не так быстро, как хотелось бы. Как раз из-за того самого сопротивления наркологов. И среди них есть несколько категорий: врачи, которые до конца не понимают, что им предлагают (с ними нужно работать и все объяснять), те, кто продолжает работать по инерции, не желая что-то менять, и третьи — они все понимают, но не хотят терять лакомый кусок.

Во-первых, дело в должности. Сегодня в Казахстане работают психиатрические и наркологические клиники, у каждой из которых есть свой руководитель. Если эти медучреждения объединяют, вместо двух руководящих постов остается один. Кто захочет терять место бастыка? Никто. Аргумент? Думаю, да.

Во-вторых, ещё в советские времена медик, работающий в стационаре, — это более высокое звено, чем участковый врач. Tак сложилось исторически. А мы хотим пересадить часть специалистов, работающих в больницах, в поликлиники.

И третье, пожалуй, самое главное: денежный интерес. И он в первую очередь связан с принудительным лечением от наркомании и алкоголизма. То, что оно неэффективно, признают многие нар­кологи, но вслух об этом предпочитают не говорить. Чтобы понять масштаб проблемы, нужно всего лишь привести несколько цифр.

Есть такое понятие — удельный вес коек для принудительного лечения в стационарах: в среднем в Казахстане эта цифра равна 55,5 процента от их общего количества. То есть больше половины всех пациентов, находящихся в наркологических центрах, проходят принудительное лечение по решению суда. В Западно-Казахстанской и Павлодарской областях этот показатель и вовсе равен 80 процентам.

Следуем дальше: удельный вес финансирования принудительного лечения — 48,2 процента от количества средств, выделяемых на сферу наркологии. В среднем такой пациент находится в стационаре 192 дня, в острый период заболевания на его лечение тратится от шести до десяти тысяч тенге в сутки, далее — от двух с половиной до шести тысяч. При этом 34,6 процента всех врачей-наркологов задействованы в оказании услуг по принудительному лечению.

А теперь самое главное: 42 процента пациентов повторно поступают в отделение принудительного лечения, при этом менее чем у одного процента из них срок ремиссии составляет год и более после него. Это значит, что 99 процентов граждан, прошедших через такие процедуры, снова оказываются в состоянии, в котором они пребывали до лечения. Это говорит об абсолютной неэффективности такого подхода. А деньги на это выделяются из нашего с вами кармана.

Никто не говорит, что на этих людях нужно поставить крест, но нам давно пора пересмотреть подходы к их лечению и реабилитации, уж коли они настолько неактуальны. А не бойкотировать те реформы, которые жизненно необходимы нашему обществу, и не держаться за койко-дни.

Бахыт ТУМЕНОВА, президент общественного фонда “Аман-саулык”